О конструктивизме — с любовью

6 февраля в здании Высшей школы экономики на Мясницкой и вокруг него состоялась лекция-прогулка с московским историком, создателем проекта «Яндекс-панорамы» Николаем Калашниковым, рассказавшим о советской архитектуре первой половины XX века.

Идея пригласить Николая Калашникова в качестве лектора и гида по конструктивистской Москве родилась в клубе культурных путешествий «Улисс», организованном на отделении культурологии ГУ-ВШЭ. По словам участников клуба, эта прогулка стала первым «культурным путешествием» из целой их серии, запланированной в нынешнем году.

Прежде чем отправиться в путь по заледеневшим московским улицам и переулкам, Николай Калашников в тепле одной из вышкинских аудиторий провел для будущих путешественников установочную лекцию. Он вспомнил, что сам начал исследовать город с 1987 года. Прогуливаясь по Москве, он прогуливал школу, благо за посещаемостью в те перестроечные годы особо не следили. Но постепенно исследование Москвы переросло в профессию, причем «специализироваться» Николай Калашников стал на теме не самой благодарной — советском конструктивизме 1920–1930 годов.

Список претензий, предъявляемых архитекторам-конструктивистам, бесконечен, а первые обвинения в «условности, символике, отвлеченных от жизни исканиях», а также непременном «уродовании лица города» зазвучали едва ли не в самом начале их работы. Вот только несколько таких цитат, приведенных на лекции самим Николаем Калашниковым.

«Скучное серое наследие оставили после себя конструктивисты: крайнее упрощение архитектурных задач, схематизм в искусстве, бедность идей и форм. Советской стране была навязана эстетика безрадостного самоограничения».

«Архитекторы сочиняли на бумаге утопические города будущего... Когда значительно позже формалисты получили возможность на деле осуществить свои проекты, они создали такие карикатурные произведения, как здание Дома культуры имени Русакова или клуба фабрики «Буревестник». (Между тем, обе «карикатуры» были построены по проекту гениального архитектора Константина Мельникова.)

Но Николай Калашников к этим обвинениям, часть из которых были заслуженными (скажем, строительные технологии 1920-х годов были невысокого качества), относится философски. Он сравнил любой большой город со слоеным пирогом, который становится все толще, но некоторые слои которого прессуются и исчезают.

— Какие-то времена агрессивно отрицают прошлое, — пояснил Николай Калашников. — В частности, это касается моей любимой советской архитектуры, которая сначала всячески отрицала дореволюционное прошлое и стремилась снести старую Москву, а потом несколько раз отрицала саму себя.

В советское время идеальный город должен был представлять собой единый ансамбль, выполненный в едином стиле. Но подводила нехватка ресурсов, и тогда города начинали достраивать из самого дешевого материала — дерева. Москвы это касалось в меньшей степени, но, например, в подмосковном Ступино делали так: по периметру обширного квартала возводились высокие красивые дома с арками, а внутри строились ряды бараков. Чем не потемкинские деревни Советской России?

Николай Калашников обратил внимание на еще одну особенность городского планирования 1930-х годов: многие здания строились с прицелом на будущие магистрали, то есть их парадные фасады на момент постройки никуда не выходили. Так, например, случилось с несколькими домами на нынешнем проспекте Сахарова (бывшем Новокировском), который был проложен только к началу 1980-х. А в районе станции метро «Курская» одинаковыми фасадами друг на друга смотрят два дома, между которыми так никогда и не была проложена магистраль.

В защиту советской архитектуры 1920–1930 годов Николай Калашников привел такой аргумент: она не гналась за украшательством исторического центра, и новые жилые ансамбли появлялись на окраинах города.

Например, Мясницкая, которая отстроилась, возвысилась над соседними улицами и стала, как мы бы сейчас сказали, офисным и торговым центром города примерно во второй половине XIX века, достаточно спокойно пережила советское время. Погибла, вполне вероятно, по идеологическим соображениям, только одна большая церковь. Тут без особых проблем нашли себе место и шедевры советской архитектуры. Прежде всего это знаменитый Дом Центросоюза, спроектированный Ле Корбюзье и достроенный Николаем Колли. Здесь же располагается и первый советский небоскреб — Дом Госторга (архитектор Борис Великовский), который первым поразил современников фасадом из стекла и бетона.

Вообще архитектурные стили в первой половине XX века менялись часто. Всего за двадцать лет был пройден путь от модерна к неоклассицизму и конструктивизму. В 1930-е годы, находясь под шквалом критики, конструктивисты, с одной стороны, пытались украсить свои «серые» здания, с другой — привносить неоклассические формы. В то же время под давлением партийного руководства возник помпезный стиль. А после войны в моду вошел русский ампир образца 1820–1830 годов, получивший название «сталинского». Собственно, после сталинских небоскребов ничего нового создано не было, и со второй половины 1950-х годов в отечественной архитектуре наступил застой, который, как считает Николай Калашников, продолжается до сих пор.

Но, не предлагая нового, современные архитекторы, в лучших традициях своих предшественников, уверенно разбираются с прошлым. Для этого здания даже необязательно «реконструировать»: пластиковые окна меняют фасад до неузнаваемости, навсегда уничтожая старую лепнину — мастеров, способных ее восстанавливать, теперь практически не осталось.

— То есть помимо громких московских сносов, идет и такое, тихое, перемалывание наследия прошлых веков, — заключил Николай Калашников, после чего группа «культурных путешественников», вооруженная фотокамерами, отправилась на прогулку по исчезающей Москве.

Олег Серегин, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ